Идет человек - Страница 29


К оглавлению

29

Мой сосед склонился над супом, потом поднял голову и ухмыльнулся. Ему явно хотелось поговорить.

- Слышали когда-нибудь об операции, сделанной доцентом Петренко? Одно время о ней было много разговоров. Теперь это так и называется - «сечение Петренко».

- Гм. В общих чертах, - сказал я. - Напомните.

- Дело было так, - начал он. - Весной сорок шестого года один молодой человек гнал на трофейном мотоцикле по Садовому кольцу. В районе Колхозной площади. Перед тем как сесть за руль, он подпил с приятелями, в голове у него шумело. Сами знаете, как тогда было после войны. Ну и попадается ему грузовик, у которого с задней части кузова почти до земли свисают доски. Да еще какая-то старушка перебежала дорогу. Одним словом, юноша зазевался, на скорости километров в девяносто въехал по этим доскам на кузов, увидел перед собой заднюю стенку кабины, отвернул в сторону, пролетел метров тридцать по воздуху и рухнул прямо во двор института Склифосовского. Как раз у дверей приемного покоя. Мотоцикл вдребезги, а у юноши начисто снесло всю верхнюю половину черепа вместе с мозгом. Ровнехонько, знаете, как по линеечке. Тут его, конечно, сразу подхватывают и на второй этаж, в операционную. Положили на стол, видят, такое дело. Дежурным врачом был тогда как раз Петренко. Другой бы, конечно, отказался, но Петренко мужик решительный, да еще фронтовой запал у него не прошел. Он хватает эту верхнюю половину черепа - ее тоже принесли - и прикладывает на место. Противошоковый укол, наркоз, швы, переливание крови. Сам не отходит от этого молодого человека десять суток, и, подумать только, все видят, что операция удалась.

Проходит месяц, юноша начинает поправляться, и тут выясняется, что в спешке ему повернули мозг на сто восемьдесят градусов. «Право» и «лево» поменялись местами, затылочная доля мозга оказывается впереди, лобная сзади - в таком духе. Покрутились-покрутились, а что делать? Отламывать опять череп - на такой риск врач вообще может пойти только раз в жизни.

Подумали и решили: пусть так и будет. И представьте себе - тут мой собеседник умолк на мгновенье и тщеславно посмотрел на меня, - этот юноша - я.

Он заметил мой недоуменный взгляд и поправился.

- То есть это был я. С тех пор прошло уже двадцать лет.

- Непостижимо! - на миг я даже забыл про суп. - И как вы себя чувствуете?

- Ничего, - сказал субъект. - Ничего. Но было, естественно, много явлений.

Мы доели суп, и нам нужно было ждать второе, с которым официантка почему-то не торопилась.

- Очень много странных явлений, - повторил он задумчиво. - Самое интересное состоит в том, что все перепуталось. Получилось так, что глазной нерв, например, подключился к слуховому отделу. А слуховой, наоборот, попал в глазной отдел И некоторые чувства просто вросли одно в другое.

- Как это?.. Неужели это дает какую-то разницу? - спросил я. - Разве звук не остается все равно звуком, куда бы он ни попал? А свет - светом?

- В том-то и дело, что нет. - Мой собеседник улыбнулся и покачал головой Вообще-то многие думают, что мозг напоминает телефонную станцию На самом деле не так. В мозгу все зависит от того, куда, в какую часть коркового слоя попадает раздражение Надавите, например, в полной темноте на свои глаз Вы увидите вспышку света, хотя в действительности ничего такого не было Понимаете?. Глаз-то улавливает именно свет, а ухо - именно звук. Но уже по нервным волокнам все идет в виде одинаковых нервных импульсов, верно же? И только от того, в какую область мозга эти импульсы попадают, зависит то, как вы чувствуете.

- Да, - сказал я, не зная, что сказать.

Тут официантка принесла как раз второе, с прежней испуганной осторожностью поставив тарелки на стол. И второе - битки в сметане - тоже было удивительным. Ошеломляющим. Откидывающим человека к тем временам, когда он, слава богу, не знал еще никаких столовых, а пользовался кулинарными изделиями своей бабушки. Феноменальные битки с целым букетом вкусовых ощущений - от поджаренности до мягкой тепловатой кровавости где-то там в середине. Терпкие и нежные, хрустящие и тающие одновременно.

Умиротворенно думалось о том, что вот мы уже разрешили проблему общественного питания и можно браться за что-то следующее дальше.

Но снова пугающе необъяснимыми были при таких битках и отсутствие очереди у дверей кафе, и то, что на лицах посетителей, сидевших за другими столиками, отнюдь не выражалось восторга.

Мой сосед покончил со вторым - он, между прочим, держал вилку левой рукой - и задумался. Затем он вынул из кармана портсигар и закурил.

- Вот теперь попробуйте представить себе, - сказал он, - положение человека, у которого все так перемешалось. Например, если вкусовой нерв, идущий от кончика языка, попадает у него не во вкусовой, а в болевой центр. Что тогда получается? Он берет в рот кусок колбасы и, вместо того чтобы почувствовать вкус «отдельной» или «полтавской», ощущает сильную боль в пятках. А если у него вкус перепутался со слухом, то он откусывает бутерброд и вдруг слышит ужасный грохот.

- Неужели у вас так было? - спросил я.

Он кивнул.

- Да. Спуталось решительно все. Чувства поменялись местами. Вместо того чтобы обонять, я ощущаю. А вкусовые ощущения поменялись с болевыми.

Например, когда в битки кладут не масло, а маргарин, мне больно.

- Но позвольте! Разве боль - это какое-то отдельное чувство? По-моему она, так сказать, продолжение ощущения.

Субъект покачал головой.

- Ощущение - одно, а боль - совсем другое. У болевого аппарата свои внешние концевые органы с независимыми проводниками и отдельным центром в мозгу. Боль, скорее, можно было бы назвать особым чувством. И так как у меня вкусовой нерв пошел теперь в болевую корковую область, я от всякой еды ощущаю боль. Но очень разнообразную, конечно.

29